Марк Розовский: «Мне болеть некогда!»
Весь его мир - театр, и все люди в этом его мире - актеры.
Не просто же так Розовский хоть и извиняясь, но сравнивает себя с Шекспиром. Совпадений, уж поверьте, предостаточно. Впрочем, это так, детали. Главное - он создал свой и только свой театр. Тем и живет. И не намерен останавливаться, притормаживать, даже отметив красивую дату - 85 лет...
«РАЗОГНАЛИ ЗА АНТИСОВЕТЧИНУ»
— Марк Григорьевич, вы маститый режиссер, можно сказать, мастодонт нашего театра. Но давайте вспомним, с чего все начиналось.
— Начиналось все в МГУ, где я учился на факультете журналистики. Во время учебы в университете мы организовали там студенческий театр-студию «Наш дом», и я стал его художественным руководителем. Мы были молоды, полны энтузиазма, энергии, фантазии было хоть отбавляй. Жили этим театром, упивались им. И он пользовался у зрителей бешеным успехом... Забегая вперед, скажу, что впоследствии оттуда вышло немало известных, знаковых людей: актеры Александр Филиппенко, Семен Фарада и Геннадий Хазанов, поэт Юрий Ряшенцев, драматурги Людмила Петрушевская и Виктор Славкин, писатели-сатирики Григорий Горин, Аркадий Арканов и Аркадий Хайт, композитор Максим Дунаевский... Мы все делали сами: сами сочиняли, сами ставили, сами делали декорации и сами играли. Наверное, поэтому и нам самим, и всем, кто приходил на наши спектакли, было интересно. Как-то однажды к нам заглянул на огонек Зиновий Гердт. Послушал нас и сказал: «Такое впечатление, что у вас здесь как будто коллективный Райкин». Да, мы были молоды, наверное, излишне самоуверенны, не боялись острых тем, казалось, так будет всегда. Но вскоре нас разогнали к чертовой матери, театр был закрыт, как сказали наверху, за антисоветчину. И мы разлетелись кто куда: кто учиться, кто работать. Но тем не менее наш театр просуществовал 12 лет, хотя я, как руководитель, не имел тогда даже режиссерского образования.
— После этого вы где только не ставили. Но расскажите о вашей встрече с Товстоноговым.
— Мы с моим другом и соавтором, поэтом Юрием Ряшенцевым написали пьесу «История лошади» и поехали в БДТ к Товстоногову читать ее на худсовете. Каждый автор хочет понравиться, ну и я так нескромно, чтобы произвести впечатление, после прочтения пьесы спел все стихи, которые написал Ряшенцев к спектаклю, причем без всякого аккомпанемента. Товстоногов внимательно выслушал. Я задал вопрос о композиторе. «А никакого композитора не надо, вот как вы спели, Марк, так пусть и останется», — сказал Георгий Александрович. Он тотчас вызвал заведующего музыкальной частью театра Семена Ефимовича Розенцвейга, светлая ему память. Тот сел за фортепиано, с моего сиплого голоса стал подбирать на инструменте мелодии. Так они и остались в его аранжировке в спектаклях БДТ и в других театрах, даже за границей... Конечно, я никакой не композитор, даже нот не знаю, а просто использую стилизации, какие в театре возможны, — степной распев, русскую песню, цыганскую мелодику, какие-то бардовские оттенки... Доходило даже до смешного: когда начал петь песню табунщика из этого спектакля, чувствую, немного не так звучит, а я не знаю, как Розенцвейгу профессионально объяснить, чего я хочу. Говорю ему: «Берите правее, правее». И он смотрел на меня одним глазом и брал ноту выше. Вот так мы вместе с Семеном Ефимовичем и переложили на ноты все песни из этого спектакля.
Потом он игрался в театре «Хелен Хейс» на Бродвее в огромном зале на 800 мест и с моей музыкой. Я, правда, не слышал все это, был тогда невыездным, как и многие из нас. Вот так неожиданно для себя я стал единственным советским и российским композитором, чей мюзикл исполнялся на Бродвее. В это трудно поверить, но это так.
С женой Татьяной и сыном Семеном
«МНОГО ДИЛЕТАНТИЗМА И ШАРЛАТАНСТВА»
— Ну а что вы скажете о современном театре?
— Жизнь прекрасна своим разнообразием, каждый театр интересен своим творчеством, у каждого свои подходы. Сейчас нет цензуры, в театре разрешается все, но сам художник... не то что должен соблюдать самоцензуру — он должен иметь вкус. Если он у него есть, то он сам может сказать, что допустимо, а что недопустимо, чего нельзя делать... Меня волнует, что в театрах сейчас много бессмыслицы, много так называемых экспериментов, отсутствует мастерство, много дилетантизма, шарлатанства. Очень часто шарлатанство поддерживают другие шарлатаны. Многие режиссеры говорят: «Да для меня мнение публики не имеет значения». Это неправильно. Товстоногов учил нас, что искусство делается для людей, для зрителя. И ведь самое трудное — сделать спектакль, чтобы он всем нравился... Вообще непросто провести грань, где сейчас шарлатанство, а где новое, авангард. И не смотрите на меня как на ортодокса — в театре может быть все, кроме бессмыслицы. Пошлость везде и всюду, она в нас, это некая среда обитания. Мы совсем не заботимся, как можем противостоять этой пошлости. И вот это грустно.
— От нынешней молодежи вы тоже не в восторге?
— Молодое поколение у нас очень разное. Да, процветают хамство, полное отсутствие культуры, уважения к людям, их ничто не интересует, кроме денег. Золотой телец сейчас затмил все их помыслы. Они словно неандертальцы, развитие которых отстает от современного... Таких у нас хватает, к сожалению. Но вместе с тем есть блестящее молодое поколение — образованные, интересные, знающие языки, продвинутые, культурные. У нас на эту тему есть спектакль «Горе без ума». Кто мы? Восток или Запад? Европа или Азия? Вот вопросы, в которых мы должны быть обязательно осведомлены. Нужно думать, взвешивать все, что делается вокруг. И у нас есть молодые артисты, прекрасные, трудолюбивые, они развиваются, они сводят с ума зрительный зал, публику своей игрой, своим умом. А есть те, которые не читают ничего, неразвитые, знают только попсу и больше ничего. И ведь у них будут дети, и дети будут копировать своих родителей. Так что, поддерживая молодое поколение, я поддерживаю культуру, а не тех приспособленцев, среди которых сейчас много Молчалиных.
В театре «У Никитских ворот» он худрук уже почти 40 лет
«РАБОТА – ЛУЧШИЙ МОТИВАТОР»
— Вы не только читатель, но и писатель. Какая ваша книга для вас главная?
— Главная книга моей жизни — это «Папа, мама, я и Сталин». Я родился в 1937 году на Камчатке, куда родители уехали по окончании Московского университета строить социализм. А через полгода по чьей-то наводке пришли за моим отцом и его посадили. Он прошел все ужасы лагерной жизни, этапы, допросы. Его не расстреляли, хотя поначалу приговорили... Потом началась война. Мама и папа бесконечно любили друг друга, об этом говорят и их письма, они любили как Ромео и Джульетта. Но так сложились обстоятельства, что вынуждены были разойтись... Вот об этом я пишу в своей книге, есть там и история о Сталине, о моем отчиме, который дал мне свою фамилию, воспитал меня как родного сына. По этой книге я написал пьесу, поставил в нашем театре спектакль. Это был мой сыновний долг — отдать должное, извините за тавтологию, моим родителям.
По моему мнению, Сталин и сталинизм — это абсолютное зло. Я всегда был и остаюсь противником всякого насилия, и каждый человек русской культуры стоит на тех же позициях. Достоевский, Толстой, Чехов всегда были противниками любого насилия. И я исповедую их убеждения. Я с ними.
— Скажите, что в ваши 85 помогает вам сохранять бодрость духа и стойкость? В чем секрет вашей душевной молодости?
— Моя работа. Я молодею душой каждый раз, когда прихожу на работу. Потому что меня окружают преимущественно молодые люди, и это здорово — они подпитывают меня своим молодым задором, своей энергетикой. Я не жалуюсь на здоровье, я его не очень чувствую. У нас театр, две сцены. Хочешь не хочешь, а надо выдавать спектакль. Десятилетиями мы работали без выходных, болеть некогда. Видимо, это сильный мотиватор и тренажер.
— Можете сказать, что вы счастливы?
— Думаю, да, несмотря на многие перипетии моей жизни. Жизнь мне дала немало, и я это ценю и благодарю Всевышнего за все...
Беседовала
Фаина Зименкова
Фото: В. Горячев,
PERSONA STARS,
К. Зыков/Агентство «Москва»
Больше эксклюзивных новостей на нашем канале в Телеграм
Источник: mirnov.ru
